В погоне за убегающей пенсией в ночь кровавой луны или Против лома мороз не помеха

Иван Степанович догонял свою пенсию. На поезде. Вы скажете, что это невозможно. Отнюдь.

Еще Эйнштейн доказал, что если двигаться с определенной скоростью, то время замедляется для того, кто набрал эту скорость, ведь все в мире относительно. Поезд свою скорость набрал, что означает, что за окнами поезда время пошло быстрее, а значит и пенсия становилась ближе.

«Вот уж действительно:
Всё относительно.
Всё-всё!»
(В.С.Высоцкий)

Содержание:
1. Командировки, когда едешь-едешь
2. Начальник не любит пенсионный возраст
3. Кто поехал по делу
4. Когда против лома нет приема
5. Кипятокъ в ночь кровавой луны
6. Пенсия все дальше и дальше
7. Бархатный путь

Конечно, грамотный читатель раскритикует Ивана Степановича, и объяснит ему, что время может замедлиться заметным образом только в релятивистских случаях. Это когда скорость будет ну очень-очень большая, что не под силу поезду и даже самолету. Правда, в последнее время пенсия сама стала релятивистской, точнее квантовой, где тоже проявляются самые необычные законы природы.

Например, пенсия научилась «скакать», что есть явление прямо-таки из квантовой механики. Вот пенсия движется себе и движется во времени вместе с Иваном Степановичем прямо к его сроку завершения выдающейся трудовой деятельности. А потом вдруг, ни с того ни с сего, – прыг на пару лет вперед! И попробуй ее догони, если не замедлять время. Вот и догоняет Иван Степанович свою прыгающую пенсию…

Сначала едешь-едешь, а потом работаешь

Вообще-то, Иван Степанович ехал на поезде по делу. Ехал в глубинку России, где его уже ждали коллеги. Такие поездки называются командировками. Это когда сначала едешь-едешь, едешь-едешь, и только потом работаешь. И потом опять едешь-едешь, едешь-едешь…

Коллеги приехали раньше, они были еще молоды, им не нужно было догонять квантовую пенсию, потому они прилетели самолетом и проехали еще пару сотен километров на автомобиле со скоростью бешеной табуретки. А поезд вез прямо из пункта А в пункт Б без пересадок, без лишней суеты, присущей аэропортам и автомобилям. Именно поэтому Иван Степанович предпочитал ездить на поезде по принципу «тише едешь – дальше будешь».

Правда скорость поезда оставляла желать лучшего. А куда спешить? Едешь так, что на близ растущих кустах можно разглядеть каждую ягоду красного цвета и совершенно неизвестного  Ивану Степановичу вида. Каждый стук вагонных колес о бесконечную череду рельсов, кем-то и когда-то проложенных прямо среди полей бесконечной российской глубинки ровно на один стук делал Ивана Степановича старше, что означало для него неумолимое приближение заветного отдыха от многочисленных трудов праведных. Вот так Иван Степанович неторопливо пытался догнать быстро уносящуюся от него на крыльях нелепой судьбы жителя внезапно обедневшей страны пенсию.

Стук, и Иван Степанович постарел на секундочку, стук еще, и он пусть пока лишь на одно мгновение приблизился к той заветной черте, когда тебе еще здоровому и счастливому страна начнет платить заветные денюжки. Стук-стук, стук-стук, стук-стук, так бы и наслаждался Иван Степанович этой песней бесконечных российских дорог, по которым едешь-едешь, едешь-едешь, едешь-едешь…

Начальник и пенсионный возраст

Начальник недолюбливал изрядно состарившегося Ивана Степановича, в еще недавнем прошлом лихого и бесшабашного сотрудника, бравшегося за любые самые безнадежные проекты. Недолюбливал за то, что сам видел в нем свою неизбежно приближающуюся старость, когда он уже не сможет управлять людьми, не задумываясь о последствиях для своей кармы. Из-за такого отношения со стороны руководства Ивана Степановича на самом деле проблемы сегодняшние волновали больше, чем проблемы завтрашние, а проблемы завтрашние волновали больше послезавтрашних.

Дальше во времени Иван Степанович заглядывать не хотел. Поэтому что там говорить о проблемах, скажем, будущего года, когда долгожданная пенсия вдруг отпрыгнет одним махом на пару лет, и придется потом еще ой как много стыков рельсов отстучать, лежа в сторону окна, трясясь тупеющей от старости и жизненных невзгод головой по стыкам рельс бесконечных командировочных дорог и слушая могучий храп хряпнувших на сон грядущий по сто грамм соседей душного и тесного купе.

Поехал по делу

Кстати, о ста граммах. Вот на очередной продолжительной стоянке под названием «Столб», когда в вагоне выключается сам по себе кондиционер, и потому соседи не только храпят, но еще и издают запах нестиранных носков, мимо окна купе проехал не спеша маневровый тепловоз. Явно, за водкой поехал, зачем же еще такому замечательному транспортному средству кататься? Можно даже не сомневаться, поехал по делу, не то, что мы тут с вами…

…Когда-то несколько лет назад вот так же мимо купе поезда, едущего по Северной железной дороге в сторону Лабытнанги, на стоянке зимой при температуре «за бортом» меньше минус тридцать градусов проехал маневровый локомотив. Тогда Иван Степанович не только подумал, но и сказал вслух, практически мечтательно:

– За водкой поехал…

– Почему Вы так подумали? – неожиданно спросил сосед по купе, которому, видимо, тоже не спалось. На вид сосед был старше Ивана Степановича, выглядел как-то слегка поношенным, что ли.

– А что еще можно подумать? – ответил Иван Степанович. – Куда еще можно ехать на таком дизеле, да еще и в тридцатиградусный мороз.

– Ну, например, он может поехать, эдак, километров на 15-20 в сторону соседней станции, где высадит прямо на насыпь своего пассажира.

– Это как? Ночью, на Севере, посреди «чистого поля», в запредельный мороз, и высадит одного пассажира и совсем прямо на рельсы?! – по-настоящему удивился Иван Степанович, и понял, что имеет дело с человеком, который что-то знает про российские железные дороги.

– Да, – невозмутимо ответил собеседник Ивана Степановича. – Например, если этот «пассажир» в кавычках есть слесарь-ремонтник дистанции путей.

– Зачем его везти и высаживать?

– Как зачем? А если не работает стрелка или светофор? Да мало ли что может сломаться, тем более зимой в холод, во время снегопада, непрерывного таяния и повторного намерзания и прочее!

– И как это чинить ночью на морозе? – спросил Иван Степанович.

– Обыкновенно как, – пояснил собеседник. – Ломом, лопатой, топором, паяльной лампой…

Против лома нет приема

Иван Степанович в молодости служил на военном флоте. И представлял себе, что такое лом, лопата, топор, паяльная лампа. Особенно ему запомнился один приказ, изданный командиром, видимо после того, как ему привезли водку. На флоте за водкой плавают (правильно говорить, ходят) не маневровые тепловозы, как на железной дороге, а небольшие катера, в просторечии «ботинки». Так вот, в приказе было написано, что «в связи с заходом в иностранный порт необходимо создать группу по борьбе с идеологическими диверсиями, и этой группе на вооружении иметь три лома, две лопаты, четыре топора и т.д.»

Понятно, зачем нужен лом группе по борьбе с идеологическими диверсиями, но как ломом и топором починить неисправный светофор, и все это сделать на тридцатиградусном морозе в абсолютной темноте северной полярной ночи, Иван Степанович никак не мог этого представить. Собеседник понял, что стоит пояснить, и довольно подробно рассказал, как можно на морозе исправить все, что угодно, при этом еще и «отмахиваясь» от всякой нечисти в виде стай волков и тому подобных подарков природы и общества.

– И потом, снова на маневровый тепловоз и домой греться? – придумал окончание рассказа железнодорожника Иван Степанович.

– На какой маневровый тепловоз?

– Как на какой? На тот, что привез «на дело».

– Так его уже нет! Он привез, и уехал себе дальше по делу.

– За водкой?!

– Когда как, – не стал сильно возражать видавший виды железнодорожник на пенсии.

– А как же добираться обратно?

– Пешочком по шпалам до ближайшей станции, где начальник станции обязан подсадить таких как я, на ближайший поезд в нужном мне направлении, – и добавил. – Какое счастье, что я уже на пенсии, еле-еле доработал, особенно последние два-три года было очень тяжело и физически, и морально…

Ночь кровавой луны и кипятокъ

…Пока стояли на полустанке, стемнело. Поезд тронулся, набрал небольшую скорость, кондиционер в купе заработал, стало лучше, запах носков улетучился, храп соседей по купе почти смолк. За окном закончился бесконечный товарный состав с бочками, и неожиданно за ним открылось свободное до горизонта пространство, над которым всходила огромная и необычно красная вместо белого цвета полная луна. Иван Степанович тут вспомнил, что пару ночей назад по радио всех звали выйти на улицу посмотреть феномен «кровавой луны». Он не вышел, и вот теперь Луна вышла к нему сама, вся одетая в пурпур.

Ночь кровавой луны, подумал Иван Степанович, к чему бы это? Такая ночь располагала к философским размышлениям. Тем более что даже чаю невозможно было попить. Пока поезд стоял, электричество отключили, титан возле проводников остыл. Извечная российская проблема, в полный рост проявившаяся еще в годы затянувшейся слишком надолго гражданской войны, проблема с точным названием «Кипятокъ» с буквой «ять» на конце – встала в полный рост. Осталось только думать о смысле жизни, а что еще можно делать в купе без света, без горячего чая, без надежды на быструю езду и без сна?!

Зачем отодвигают пенсию

Подобный вопрос из серии «о смысле жизни» не мог не волновать Ивана Степановича. Начальник его не любит, ибо видит в нем свою будущую старость и немощность, тут все понятно. А что думают власть имущие? Может быть, они тоже хотят как можно дальше отодвинуть свою ответственность, полагая, что таким образом они отодвинут свою неизбежную старость, когда груды золота становятся тленом, когда ценность приобретает не накопленное богатство, а бонусы за сотворенное добро для других людей, чью ответную любовь нельзя купить ни за какие деньги?

Но ведь, отодвинув пенсию другим, продолжал рассуждать про себя Иван Степанович, невозможно купить себе молодость, нельзя остановить и повернуть вспять время, никак невозможно отодвинуть собственную старость и все, что за этим неизбежно следует. Это заблуждение…

Поезд сделал петлю по криво проложенным с каким-то определенным смыслом рельсам. Красная кровавая луна сначала исчезла из вида, а потом появилась, но уже чуть выше, чем была, причем за это небольшое время она успела сменить свою необычную окраску на почти привычный бело-лунный цвет. Только вот размер луны почему-то оставался по-прежнему больше обычного. Окрестности осветились бледным светом, неясные тени стали мелькать за окном. Глаз не мог остановиться ни на одном ярком или светлом предмете, все было слегка подсвечено луной, но при этом само не светилось. Видимо, вокруг не было ни одного жилого строения, не было людей, не было привычной Ивану Степановичу городской суетливой жизни, не было жизни вообще.

Вот и чай принес проводник, хоть одна проблема, проблема кипятка разрешилась. С чаем коротать время стало интереснее. Вообще-то Иван Степанович любил железные дороги. Где еще вот так спокойно можно попить чай и поглядеть в окно, за которым абсолютно ничего не видно, и абсолютно ничего нет?!

Бархатный путь для поезда

В молодости тогда еще Ваня, а не Иван Степанович, хотел стать железнодорожником. Его привлекал железнодорожный институт, который с легкой руки ленинградских студентов получил наименование Ленинградского Института Изучения Женского Тела из-за своей аббревиатуры ЛИИЖТ (Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта). Но он так и не стал работником тысячекилометровой инфраструктуры огромной страны, пересилил интерес к другим видам техники.

Еще, будучи студентом, вот так же в поезде поздней осенью он оказался рядом с пожилым бывшим железнодорожником на пути из одной столицы нашей необъятной Родины в другую столицу. Ваня решил показать свою осведомленность в железнодорожных делах, и похвалил «бархатный путь», по которому без привычного стука колес мчался скорый поезд.

Сосед по креслу – это был сидячий дневной поезд, или как его тогда называли на железной дороге «межобластной», –  оказавшийся железнодорожником на пенсии, оптимизм Вани не поддержал:

– Какая длина рельса бархатного пути? – спросил он студента.

– 800 метров, — как от зубов отскочило у Вани, привыкшего к любым вопросам на бесконечных экзаменах. Ваня не знал, откуда у него в голове была такая информация, ответ оказался абсолютно верным.

– А сколько весит такой рельс? – начал углубляться опытный железнодорожник.

Ваня был все-таки больше гуманитарий, чем технарь, с цифрами особо не дружил, «удельного веса погонного метра рельса» он не знал, и потому ответил просто:
– Дофига!

– Правильно, – поддержал неожиданный экзаменатор. И добавил: – А теперь представь себе, что тебе нужно этот рельс заменить вручную без крана, без лебедки. Сможешь?

Ваня задумался. И понял, что не сможет. Даже если рядом с ним будет несколько всем известных женщин железнодорожниц с огромными кувалдами на хрупких женских плечах.

– Вот и шлифуем бесконечно эти рельсы, вместо того, чтобы их заменять вовремя. И никогда не знаем, когда будет, не дай бог, конечно, происшествие!

– Это как? — Ваня снова задумался, теперь уже об ответственности, если бы он все-таки стал железнодорожником, а не безответственным инженером.

– Вот так, – закончил мысль старый железнодорожник. – Хорошо, что я уже ушел на пенсию. Если что, не с меня будет спрос…

И потом этот самый железнодорожник еще по-стариковски поворчал, рассказывая Ване, как поезда тонут в болоте, как только съезжают с главного пути, поскольку на подъездных и не главных путях все шпалы уже давно «никакие». И еще поворчал, неизбежно заканчивая каждую свою «стариковскую» мысль словами о том, что вовремя он ушел на заветную пенсию, и теперь ни за что не отвечает.

Напоследок

…Вспомнив этот случай, Иван Степанович за стаканом чая в железнодорожном подстаканнике, напоследок перед сном (все-таки разморила равномерная езда) еще раз представил себе постаревших из-за перескока пенсии на более дальние дистанции до состояния бородатых немощных мужиков железнодорожников в сорокаградусные морозы в глухой северной заполненной волками и медведями глуши кирками, лопатами,  топорами и паяльными лампами, выгрызающих из вечной мерзлоты восемьсотметровые рельсы на замену. А рядом с ними бывший Ваня представил помогающих им суровых российских женщин, остановивших на своем веку множество коней. И все это на фоне удаляющегося от них последнего в этом году маневрового тепловоза, который поехал по делу, за водкой, оставив старичков и старух дорабатывать до своей законной пенсии посреди стужи, бесконечной ночи и беспроглядной воющей по-волчьи темени.

А луна все светила, освещая теперь уже настоящим без примеси кроваво красного лунным цветом безграничные пространства. И под стук колес:

Почему Луна
Не из чугуна?
Потому что б на Луну
Не хватило чугуну…

С тем и заснул Иван Степанович, успев подумать напоследок, как хорошо ездить в командировки все-таки летом, когда тепло, когда уютно, когда работает кондиционер и есть кипятокъ с буквой «ять» на конце, добрые соседи, сто грамм и заветная надежда догнать квантовую релятивистскую пенсию на неспешном постоянно петляющем пятьсот веселом поезде посреди российских безбрежных явно нежилых просторов: тук-тук, тук-тук, тук-тук, едешь-едешь, едешь-едешь, едешь-едешь…